с такой внешностью ей бы в тупые блондинки

Не девяносто лет и не мужского пола

а всего лишь двадцать

пухлые губы и огромные глаза

карие невероятно печальные

эти глаза видели боль

эти глаза не умеют улыбаться

даже ее улыбка подрагивающая

не мудрец с горы

а девочка из россии

я влюбилась в ее белые стихи

в ее тексты

и видеоарт

с такой внешностью ей бы в тупые блондинки

чем-то похожа на лану дель рей

но молчалива

минимум селфи

пишет пьесы

играет в театре

своя музыкальная творческая группа

встречается с девчонкой

почему у нее такие печальные глаза?

я не могу их позабыть.

Ворона на качающейся ветке

Ворона полюбила пролетать у моего окна. Или ворон. Я не разбираюсь. Она сидит на алюминиевом фонаре и смотрит блестящим черным глазом. Ворона стильная. Она с достоинством держится. В ней есть нечто рокерское. Она напоминает мне о длинных черных плащах с поднятыми воротниками и осенней промозглости. Сегодня я увидела, как ворона пытался удержаться на тонкой вершине голого дерева. Ветка качалась и отскакивала, но ворона упрямо подлетала снова и садилась, под ней тряслась эта ненадежная опора. Все же ворона смогла продержаться несколько секунд, с горделивым видом обозрела обстановку и полетела дальше.

Кого я люблю читать

Читая интервью Майкла Каннингема о Лолите и чтении, я нашла список рекомендованных им авторов и подумала: задали бы мне вопрос о тех, кого я читаю, и я не нашлась бы, что ответить, все авторы вылетели из головы. Конечно, я упомянула бы Тару Вестовер, Элизабет Страут, Донну Тартт, Михаила Харитонова, Майкла Каннингема и Айрис Мердок. Это те, кто пришли мне на ум прямо сейчас.

Золотая полоса в небе

На горизонте в ночи светится золотом полоса в небе. Она никогда не темнеет. Лишь в пасмурную погоду, когда все заволакивает тучами и гремит гром — лишь тогда.

Эта полоска объясняется мощными фонарями, установленными у завода. Якобы они горят там по ночам и освещают небо дневными красками. Правда, я не бывала на заводе и никаких фонарей не видела. Знающие люди утверждают истинность существования таки тех самых фонарей, и у меня нет оснований им не верить.

Я прижимаюсь носом к стеклу. Дует.

Когда погаснут уличные фонари и город окутает тьмою, знай — на горизонте будет всегда освещенной полоса неба — только подними глаза.

Я — лишь человек

Я — лишь человек, который хочет выжить.

Весны — дождаться.

В море — купаться.

В горы — идти.

Себя — нести.

22 апреля 2017

День Казанской иконы Божией Матери

Байден опережает, хотя по всем данным Трамп все же победил. Продолжается подсчет голосов, но, видимо, победа будет за Трампом.

Солнце струилось среди деревьев, такое яркое, праздничное, что приходилось закрывать глаза. Активно рубят деревья во дворах. Теоретически должны убирать сухостой, но в соседнем дворе точно никакого сухостоя не было, а теперь от стволов остались одни обрубки. Как же я любила ходить весной и летом под теми деревьями! За что их так?

Сегодня важный православный праздник, что еще раз доказывает, что я не христианка, так как узнала о нем только в этом году, сегодня, да и то — загуглив.

Вчерашний коммент паникера: «Покупай водку и муку, завтра уже не будет». И водка, и мука в магазине сегодня была. Люди покупают мало: хлеб и яйца — типичный набор.

Мир? Или очередная война? 

Ночью я не могла спать. В голове было ясно и тихо. Грядет великий день — выборов в Соединенных Штатах, по крайней мере, так нам обещали СМИ, но было бы смешно считать, что не спала я и впрямь из-за Трампа и Байдена. Нет, ноябрь выводит год на финишную прямую, земляне сейчас как герои масштабного шоу «Остаться в живых», истово надеются, что год завершится без происшествий, хотя слабо верится, что выборы или начало 21-го подведут какую-то черту. Все только начинается. И что именно начинается — ноябрь покажет. И декабрь заодно.

Люди устали, напуганы. Права человека валяются где-то на дне. Маячит призрак тоталитаризма, пока еще не обретший плоть, но стремительно наращивающий очертания.

День был туманным и спокойным. День внутренней ясности, несмотря на внешний туман. А к ночи стало криповенько. Туман окутал город, и фонари светили будто через стекло.

Что же начнется завтра? Мир? Или очередная война?

В луже отразилось розовое небо

В луже отразилось розовое небо, так что я на миг восхитилась этой иномирностью, даже покрутила головой вокруг: и небо было обычным. Снова заглянув в лужу, поняла, что так отражались розовые стены ближайшего дома.

***

Всюду, где я гуляла, мне попадались две девочки с черным пуделем. И так они весело и беспечно смеялись, и так степенно вышагивал пудель, аккуратно подстриженный, что становилось хорошо на душе.

по правую сторону, по левую сторону

По правую сторону выстроилась очередь стариков за пенсиями.

По левую сторону стоят студенты в очереди за шаурмой.

Из объявления по ремонту компьютеров

Красивое красно-белое объявление висит у подъезда.

В нем гордо сообщено:

«Я живу недалеко от вас».

И далее угрожающе:

«Я стану вашим другом».

Так не хочется никуда вылезать

Так не хочется никуда вылезать! Этот лютый холод, октябрь, а дома так хорошо.

Так ведь как родился, все время приходится из тепленького и удобного местечка куда-то вылезать.

Бабушка просила сгущенку купить

Громыхая мимо меня самокатом, промчалась мама, едва поспевающая за двумя детьми-погодками.

Мальчик схватил сгущенку и тут же получил гневный выкрик:

— Поставь на место, иди скорее уже.

— Бабушка просила сгущенку купить.

— Ну так это не сгущенка, а сгущенное молоко! Видишь, что написано?

На этом месте я зависла. «Не сгущенка, а сгущенное молоко». Так мать водила мальчика за нос долгие годы…

Потом я заметила девочку. Очень аккуратная и красивая. Негритянка. С точеным профилем и кудрявыми волосами, собранными в хвост. Я ей немного полюбовалась, а дома уже подумала: какой же инородной она выглядит в этой семье, особенной очень.

Звали ее Тамара

1

Фонарь горел неярко, а они стояли прямо под фонарем и темнеющие подъездные окна были тому свидетелями. Он ее бросил. Мужчина был высокий, очень худой, лицо испитое, повадки разгильдяя. А женщина — она спешно двигалась вокруг него, будто исполняла драматический танец. Ее лицо было искажено мукой, она хватала его руками, он отталкивал. Тогда женщина бросалась и целовала его лицо, хватала за голову, цеплялась пальцами за уши. «Не отпущу, не отпущу! Ты только мой, мой…» Она выглядела так, будто провожала его в дальний путь, будто они пара несчастных влюбленных, разлученных обстоятельствами непреодолимой силы.

Мужчина терпел, наверное, хотел расстаться по-человечески, хотя был тем еще проходимцем. А женщина, знавшая его второй месяц, женщина толстая, растрепанная, с черными кудрявыми волосами, небрежно переплетенными розовой резинкой (такие девочки носят во втором — максимум пятом классе). Она была одета очень просто, и вид у нее был такой: «Я вся твоя, бери меня, я доступна, я очень простая, я вся только для тебя».

И вот она бросается на мужчину, обвивает его руками крепко-крепко, так его и уговорила. Потом они уходят в темноту двора, садятся на скамейку и долго милуются, наверное, у той глаза победительницы — блестят.

2

— Иди сюда, я сказала! Быстро иди ко мне!

Женщина все та же, она стоит у края детской площадки, рядом с ней дочь — маленькая, золотоволосая, в розовом спортивном костюмчике. Женщина в джинсовых бриджах и длинной белой майке, она страшно зла, держит в руках ремень.

И кричит, кричит на мальчика, своего сына:

— Быстро идем домой, я сказала! Ты слышишь меня?

Как все было? Он убежал из дома, когда она хотела его наказать? Не слушался и не шел домой, когда звала? Или просто у той, как обычно, плохое настроение — подходящее, чтобы вылить его на ни в чем не повинного ребенка?

Последнее.

Женщина неспешно идет к мальчику, девочка остается стоять и как бы смотрит в сторону, не желая видеть того, что сейчас будет, но боясь уйти.

Мальчик застывает у детской горки, он неплохой парнишка, трусливый, да, но с такой матерью в его жизни одни страдания.

Женщина кричит еще громче, настигает сына, хватает его и ощутимо бьет ремнем. Мальчик орет на весь двор, захлебывается слезами. Тут подбегает девочка, она что-то говорит матери, пытается отобрать ремень. Ремень женщина держит еще выше, мальчишку тащит за собой, он едва перебирает ногами, почти весит в воздухе, оглушительно плачет.

Ему пять лет.

Он в красной футболке и черных штанишках. У матери звонит телефон, она отвечает и мальчик, пользуясь моментом, отбегает от нее. Женщина машет на него рукой и уходит, что-то говоря громким быстрым тоном, девочка уходит с ней, семеня чуть поодаль. На месте конфликта остается лежать синий пластмассовый кузов от игрушечного грузовика.

Мальчик стоит в траве, его обдувает ветер, слезы высыхают на его лице. Мальчик видит кошку — рыжую кошку с горделиво поднятым хвостом, наклоняется и гладит ее. Гладит и гладит. Лето на исходе, ветер в волосах, ремень матери еще чувствуется, мальчик знает, что ему никуда от нее не убежать, не деться.

Он ни в чем не виноват. Женщину снова кто-то бросил.

3

Один из ее бесконечных ухажеров. Она слишком быстро отдается им, не имея хоть капли самоуважения, навязывает каждому новому себя и своих двоих детей. Новые какое-то время покорно ходят вместе с ней, носят ей сумки из магазина и угощают малышей пакетированным соком. А потом говорят что-то вроде:

— Извини, ты слишком хороша для меня.

Или:

— Теперь я должен уехать. Мы можем остаться друзьями.

И еще, в конце концов:

— Достала! Оставь меня в покое! Пошла вон!

4

Звали ее Тамара, сына — Денис, дочь — Ириша.

Едва Тамара появлялась на детской площадке, как другие мамы тут же подхватывали детей и уносили на безопасное расстояние.

Тамара жила в социальном жилье. Соседи ее не любили и поговаривали про нее всякое.

Женщина шла в магазин и даже в той очереди, где у каждого второго тележка забита пивом и прочим алкоголем — даже там от нее держались подальше, и между ней и другими покупателями было некоторое расстояние.

Она также покупала большую бутыль пива, чипсы, сигареты. Разболтанно, неуравновешенно двигалась и часто взмахивала руками. Что-то постоянно говорила в телефон, не забывая прикрикивать на продавщиц, любую ситуацию оборачивая в свою пользу.

С ней предпочитали не спорить, себе дороже, и говорили с ней тихо, вежливо и почтительно — как с душевнобольной.

/15–16 авг. 18 г./

Кусочек солнца — пусть бы он светил

Мне холодно все время

Будто ветер пробрался в дом и двери отворил

И если есть хоть где-нибудь на свете

Кусочек солнца — пусть бы он светил!

Светил бы ночью, через все созвездья,

Включился бы поверх луны

Кусочка света нужно мне немножко

Найдись, прошу тебя, сюда ко мне приди!

Гуляет ветер, рядом непогода

Заиндевело пластиковое окно

Собака бодро ищет где прокорма

Фонарь вот светит — только не тепло.

Сижу, дрожу, сквозняк от стен отходит

И веет холодом вдоль ног и вдоль спины

И что-то внутреннее светит, очень жарко

И мне теплей становится — опять же, изнутри.

/29 янв. 19/

До той поры

И пусть бы ее умопомрачительное следование веяниям молодости, свежести, красоты, заставляло бы делать глупые поступки. Пусть неодобрительные взгляды, пусть, пусть. Пока стучит радостно сердце. Пока надежда подводит глаза искорками. Пока солнце светит на ее стороне. До той поры все — пусть.