мандарин в морозильник

громкоговоритель покрылся тиной

в убере водитель в пиджаке-зебре

розовый цвет дома был необязателен

пьяный на улице мотает прохожим нервы

звук протяжный печальный

раздался с дороги

где шел рабочий в оранжевой робе

на прилавке конфеты с грильяжем

влюбленная парочка шагает в ногу.

я сунула мандарин в морозильник

чтобы он там покрылся инеем

утром не сработал будильник

мандарин стал каменным.

ты потерпи еще хоть немного

вывеску новую уже повесили

спросят за дверью: вы абросимовы?

где они?

храню в холодильнике водку

хочу поставить чайник

нужно бежать в магазин

отменила автомат на ввод прописью

смотрю 911

леди гага сумасшедшая

автомобили выстроились в пробку

ни единой пунктуации

храню в холодильнике водку

и не пью

2020 переполнен красотой

2020 переполнен красотой тонкой, чистой, хрустальной.

Как молоко разливается дымка над городами. Розовым и чистейшим голубым светится небо, сиреневые и темно-синие облака проплывают, сверкают фонари в ночи.

Все такое ладное, мерцающее, хоть бери и весь день рассматривай.

А что может быть важнее красоты? Я вот не знаю ничего важнее.

Прекрасная, чудесная природа и городские пейзажи наполняют мою душу счастьем.

Кабы не новости да вирус, не знала бы ничего прекраснее, чем весь этот год, струящийся нежным, чарующим волшебством.

Я люблю вас, прекрасные ели.

Я люблю вас, дома с покатыми крышами и крошечными окошками чердаков.

Люблю вас ночные созвездия, сияющие и подрагивающие, будто лампочки на черном полотне.

Люблю тебя, Солнце, утреннее и закатное и, разумеется, дневное.

Вечно так могу признаваться в любви. Ну и хватит, пожалуй.

Благодарю за лягушек и графоманов

В мире есть столько вещей, за которые можно (и стоит) испытывать благодарность.

За ветер и свежесть, и солнце.

За траву, снег, асфальт, деревья, свет фонарей и ночную тьму.

За возможность дышать, видеть, обонять, слышать, действовать.

Благодарность за крышу над головой, за реснички, за ромашки, за чистоту и холод озерной воды.

За лягушек и графоманов, за саги и элегии, за попсу и рок.

В чем угодно можно найти повод для этой самой благодарности.

А в любом человеке можно разглядеть что-то глубокое, значимое, достойное внимания.

Благодарность за жизнь.

Спасибо.

За возможность творчества, мышления и духовного роста.

За все тебя благодарю.

Черная бумага с золотыми узорами

За стеклом дверцы шкафчика приклеена черная блестящая бумага с золотыми узорами. Издали я вижу огромную стену, будто еще одно помещение с более высоким потолком. Этот эффект достигаю при включении стереофонического зрения. Расфокусирую взгляд и застекленные дверцы выглядят окошками в потайную комнату.

Из-за дождя людей мало. Золотые кроны, черные стволы деревьев; все коричневых, туманных оттенков. Смеющиеся подруги бегут без шапок и зонтов под дождем, спешат сесть на мокрую скамейку. Я вижу дождевые капли в листьях и думаю о Никитском ботаническом саду, где была пару раз всего и много лет назад. Стена бамбука, острейшего. Деревья с табличками. Тени, слишком много посетителей, яркие пятна цветов. При входе в сад расположен прямоугольный бассейн.

Я помню, как шла, оглушенная множеством кипарисово-пряных запахов, свежестью и прохладой, в теплицу. На мне был песочный пуховик, давящий на плечи. Я разглядывала кактусы и еще что-то. В комнатку со стеклянными стенами набилось много людей. Сейчас тяжело представить себе такое столпотворение, правда?

Там же я купила кофейное дерево, я прижимала его к себе всю поездку домой на машине. Оно засохло через несколько лет, уже второе по счету.

То был ветер свободы. Он случается только в путешествиях, когда все кажется возможным, незнакомым и притягательным.

Нерастаявший снег в зеленой траве

Мелкие шарики спрессованного снега падают на черный асфальт. Это выглядит так кинематографично, и я останавливаюсь. В спину бьется снег. Идти же навстречу ветру не так приятно: от холода едва можно дышать, из-за снегопада ничего не видно. Нерастаявший снег лежит в зеленой траве.

Словно подснежники. Однажды, очень давно, я была в походе, и палатка стояла на краю обрыва, ее ставили ночью, но ничего не случилось, наутро палатку пришлось переставлять, и я увидела целую поляну подснежников. Они распускались среди снега. Такая красота, ни для кого, в глуши!

Помню еще веревку, подвешенную к дереву, дети качались на ней, сидя на узле: так можно было далеко улететь, крепко держась за веревку руками и визжа от восторга и ужаса.

Помню реку, текущую в низинах хвойного леса. Я в теплой одежде и наступаю на рыжие иголки и в грязь.

Я помню, как мы поднимались в гору через лес: по большим камням и земле, камень за камнем, и дорога вверх все не заканчивалась. Большие мужчины шли играючи, легко.

Сейчас я бы рассказала о таких путешествиях подробнее, развернула бы целый репортаж. Но, увы, я перестала получать от туротдыха удовольствие, разлюбила спать в палатках и брести куда-то в ветровке и с рюкзаком через лес. Это началось также давно: в тот раз мы спешили на поезд, но заблудились, пришлось сделать крюк, мы еще не опоздали, но все шло не так, у меня болела голова, и было противно. Мы остановились у красивого водопада, многие туристы приходили туда специально ради него. Я смотрела на водопад и думала, что не хочу здесь находиться, мне не нравится, этот этап закончился.

Я не могу победить снегопад и поворачиваю в сторону дома. Проходя мимо магазина фруктов и овощей, я вижу женщину в платке, она внимательно смотрит мне в глаза. Крошечная собачка в синем свитере шествует по заснеженной дороге. Дворник в непогоду убирает улицу.

Чтобы не оставаться в одиночестве

Я не любила Л так, как она того заслуживала.

Она носила высокие каблуки и элегантные наряды. А ее длинные каштановые волосы!

Я дружила с ней, чтобы не оставаться в одиночестве.

Мне часто с ней было скучно.

Взрослые мужчины провожали ее взглядами. Она выглядела старше — студенткой, а не школьницей. Все в ней было более взрослым, будто она спешила стать женщиной, строгой и совершенной.

Л вышивала, делала яйца и украшения из бисера. Она обожала косметику.

Я же слушала The Rasmus, «ДДТ» и Цоя, ходила в художку и мечтала написать роман.

Мы с Л плохо расстались, сразу после выпуска я разругалась с ней. И вскоре увидела ее в супермаркете, печальную, в бледно-зеленом платье. Она спросила:

— Ты не хочешь извиниться?

Но я не подошла.

Больше, кажется, мы никогда не виделись. Это было еще до эпохи соцсетей, а позже, конечно, френдиться не имело смысла.

Полные пакеты цветов липы

Моя подруга Л очень любила цветы. Она рвала их под балконами. Пухлые синие ирисы или желтые нарциссы, нераспустившиеся тюльпаны, ветки сирены. В этом деле для Л не было преград.

Мы выходили с ней в рейд и убегали с добычей.

Мне надоело. Я не получала никакой радости от ворованных цветов.

Гуляя возле больницы (мы пролезли через дырку в заборе), срывали белую и черную шелковицу и улыбались друг другу чернильными ртами.

Однажды собирали цветы липы вместе с мамой Л. Это длилось долго, я устала. Набрали полные пакеты цветков. Мне было пора идти домой. И я вспоминаю, что липа росла подле дома Л, далее была яма, в которой зимой замерзал лед и можно было немного скользить. Из двора открывался вид на реку.

За весь день сборов мне не досталось пакета. Я ушла с пустыми руками, все еще пахнущими липой. Кажется, я сказала: «Нет, спасибо, мне не надо. Мне ни к чему».

В тот же двор часто приходил парень, я не помню его имени, он был высоким, черноволосым, намного старше нас, с большими хваткими руками. Л его терпеть не могла. Сколько-то лет спустя она вышла за него замуж.

Тончайшая медная паутина из проволоки

В детстве я видела крошечные штуки в траве, похожие на тончайшую медную проволоку — они были просто повсюду, в разных частях города, а я не знаю, что это и откуда они взялись.

До сих пор мне кажется это очень странным воспоминанием. Я спрашивала у других, и никто ничего подобного не видел.

В медной проволоке в самой по себе нет ничего удивительного, но это была не она. Слишком тонкая, будто паутина. Я поднимала ее из травы, и она тут же разламывалась в моих руках. Она исчезла сразу и везде, с какого-то возраста я больше ее не встречала.

И вспомнила об этом в школе во время прыжков в длину — физкультурой мы занимались на спортплощадке, вблизи жилых домов, отделенных от нас белым с узорами забором, опоясывающим обширную пришкольную территорию.

По свистку мы прыгали с разбегу прямо в песок, широко размахивая руками. Высоким однокашникам этот трюк удавался хорошо.

Затем я помню, как мы с подругами стояли возле пустующих разноцветных лесенок с перекладинами на высоте метр от асфальта. Стоять там можно было часами, и болтать о чем угодно (в дни, когда не надо было сдавать нормативы, мы не представляли для физручки никакого интереса).

Стоять так было уныло, мы силились изобрести занятие. Еще можно было сидеть на шинах, вкопанных у баскетбольной площадки, или забраться на круглую лесенку и сидеть в двух метрах над землей (я ужасно ее боялась).

Но гораздо больше мне нравилось улизнуть в сторону рынка или даже пойти в парк за ним. Нужно было пройти мимо киоска с белым хлебом и киоска с табаком, и прилавка с журналами, миновать несколько дворов, перейти дорогу раза два и вот мы на месте, толкаемся, разглядывая украшения или чулки, либо идем еще дальше — дышать запахом парковых сосен.

Как странно они торчат из земли

Выпал первый снег. Он падал упорно и быстро большими комьями, но все снежинки таяли, долетая до земли.

На фоне почерневших стволов деревьев снег выглядел жестоко.

К зиме деревья остаются голыми. Логичней было бы, чтобы сохранялось вокруг некая защита, тепло, хоть листва. Но листва, как самое нежное, опадает первой, а голые стволы остаются бороться за выживание в морозы и снег.

Деревья — странная штука. Подумать только, как чудно они торчат из земли. Будто волосы.

Пить чай под звуки грозы за окнами

Я люблю простенькие истории. Тупенькие. Чтобы искренность, открытые сердца, дружба и любовь. Чтобы пили чай вечером в беседке и смотрели на закат, держась за руки.

И это не вполне то, во что я верю. Это нельзя назвать искусством. Но то пространства, в которых приятно проводить время.

Люблю истории про рассудительных английских дам, сохраняющих порядок, логику и здравый рассудок. Высаживающих розы в саду и изо дня в день, не падая духом, поддерживающих рутину. Находящих особое удовольствие в повседневных мелочах между бытовыми заботами.

Такое чувство, что им известен секрет жизни, главная тайна, позволяющая жить, не сгибая головы и с упрямым спокойствием взирать в дни грядущие (быть может, вера?).

Люблю, когда идет дождь, а внутри дома уютно и тепло. Вот это ощущение внутренней тишины, цельности, смелости, скептического МэггиСмитовского смеха над глупостями — очень ценю.

Я не такая.

Я нетерпеливая, полна сомнений и живу то слишком быстро, то слишком медленно, а не в том размеренном ритме.

Я бы хотела походить на развесистый вяз, дающий тень, прохладу и защиту, но я нечто другое.

Кто я? Что есть жизнь и для чего живут люди, что они делают изо дня в день? Это волновало меня в детстве, теперь у меня есть ответ. Лучший способ жить в этом мире — именно так: со стоическим спокойствием, не сбавляя шага, продолжая идти и смеяться над проблемами смехом Мэгги Смит, есть груши в саду, обнимать близких, высаживать розы, пить чай под звуки грозы за окнами.

Они не были хорошими соседями

Они не были хорошими соседями, а так как знали мы их совсем недолго, то не могли сказать, были ли они такими всегда или внезапно испортились.

Все было прекрасно, наша квартирка казалась такой тихой, особенно если закрыть окно. Ни криков из двора, ни шумных соседей, ведь наши окна выходили на шумную автостраду и раздражать мог только гул машин, однако и к этому мы привыкли.

Все началось, когда женщина начала орать. Она устроила скандалище, билась о нашу стену и кричала: «Помогите!» Ошалевший мужик еще пытался успокоить эту стерву. Кажется, она хотела уйти из дома. Или выгнать его. Орала, что больше не может.

Так оно и началось.

Read the rest of this entry »

Маменькины сынки

Провожая сегодня взглядом женщину, идущую мне навстречу, вцепившуюся крепко в высокого хрупкого паренька лет пятнадцати (они переплели тесно руки и прижались друг к другу), я вдруг вспомнила еще двоих: мать и ее очень толстого сына, которые вдвоем бродили по магазину и обсуждали сорта пельменей. Вот почему, как маменькин сынок, так обязательно: либо толстяк, либо странного вида хрупкий человечек с очумелым взглядом?

Привычки собачников

Четверка милых чихуахуа продолжает попадаться мне всюду. Выгуливают их с абсолютно равнодушными лицами, невзирая на милые мордочки и смешные покачивания хвостиками.

С другой стороны, как эту ораву прокормить, я не представляю.

Огромная черная псина гуляла без поводка, когда увидела тонкую изящную суку на длинных ножках. Мгновенно две собаки ринулись друг к другу и принялись лаяться через забор, пытаясь оцарапать сопернику морды. Хозяйка суки схватилась за поводок и потянула. Хозяин черной псины достал свернутый в несколько раз поводок и принялся лупить собаку по боку. Он еще долго стоял и измывался над своим черным монстром. Бил пса по морде и заставлял смотреть его ему в глаза, не отворачиваться. Я вдруг представила, как он ведет себя со своими детьми. Если они у него есть.

Еще одна дама седовласая любит степенно вышагивать со своей серебристой дворнягой. Стоит собачке увидеть лужайку и начать обнюхивать траву, как хозяйка быстро тянет за поводок — так, что передние лапы дворняги зависают в воздухе. Помедлив, собака покорно продолжает идти. Она даже никогда не поднимает морду и не виляет хвостом, так она несчастна.

Песни, которые я люблю

Песни, которые я люблю, никогда мне не запоминаются. Я для того их и слушаю еще раз, чтобы вспомнить: а что мне в них понравилось?

Они мне не вспоминаются в течение дня, я их не напеваю. Люблю их за абсолютную ненавязчивость, легкость. Были, а затем ушли. И не мешают мне.

Такой и должна быть хорошая песня: как шум ветра, как пение птиц, как дыхание.